Девятый - Страница 97

И все — больше ничего не происходит. Я, глядя надело своих рук, чувствую, как душа опускается в пятки, а потом еще ниже — проваливается в бездну. И хочется лететь следом за ней… И пустота в груди, и слабость в коленях. Я дурак. Я убил хорошего человека. И какого человека… Столько перенести, столько пройти — и умереть от руки идиота, нафантазировавшего черт знает что. Считающего себя самым умным и проницательным. Человек развитого общества, свысока поплевывавший на доверчивых туземцев. Высасывающий из пальца далеко идущие выводы, столь же глупые, как и сам…

Заигравшийся в свое величие до того, что начал убивать… Непогрешимый страж, не способный ошибиться…

Как же я мог…

Скотина!

Сволочь!

Погань — самая настоящая погань!

— Да пусть бы подслушивала, не убивать же за такое… за что ж вы так ее… — хрипло лопочет ошеломленный Арисат.

Первые произнесенные слова — все как громом пораженные стоят. Да и он еще не пришел в себя, иначе бы подобную чушь не нес.

Я понял, что мне лучше умереть прямо сейчас, на этом месте. Мало того что убил ни в чем не повинную девушку, да еще и завел всех этих людей в западню, сам ее тщательно подготовив. Я действительно тварь — погани до меня далеко.

Попугай, взмахнув крыльями, обдал ухо брызгами дождевой воды, с пронзительным криком взлетел.

В этот миг Йена начала нас убивать.

*** * ***

В детстве мне подарили забавную игрушку: черная коробочка с кнопкой сбоку: нажимаешь — и чертик ухмыляющийся выскакивает на пружинке. Быстро у него это получалось — когда впервые увидел, сердце в пятки спряталось от неожиданности.

Йена проделала это в три раза быстрее.

Только что лежала трупом на руинах импровизированного столика — и тут же непонятным образом оказалась на ногах. Левой рукой зажимает рану, в правой длинный узкий нож — тот самый, которым окорок резала.

Напади она первым делом на меня, убила бы легко — я, занимаясь самоуничижением, не смог оперативно отреагировать на ее воскрешение. Пока увлекался самобичеванием, она четко распределила цели по доступности и важности. И самой первоочередной признала не человека.

Лезвие ножа молнией устремилось за попугаем. Тот, выполнив некое подобие противоракетного маневра, чудом избежал расчленения на две половинки — лишь грязный кончик хвоста задело. В воздухе закружились кусочки перьев — новая, незнакомая мне Йена била невероятно стремительно.

После Зеленого настала моя очередь — нож горизонтальным движением метнулся к горлу. Но не перерезал — я успел прийти в себя настолько, что отшатнулся, делая шаг назад. Но все равно кожу цапнуло. Соседнему ополченцу не повезло — из рассеченной глотки кровь ударила фонтаном, зато дружинник, повторив мой маневр, избежал гибели.

Йена, поворачиваясь вокруг своей оси, практически единым замахом пыталась пройтись по горлу каждого из нас — двигалась она неестественно быстро. Подобно той твари, встреченной на верхнем ярусе убежища. Мужчины, противостоящие ей, уступали в скорости, но валенками не были — лишь один упал на первом ее обороте, а другому подрезала руку, защищающую горло.

Ее кружение прервал я — просто швырнул в нее топором. Слабо швырнул, почти без замаха — лишь бы сбить ее с ритма смерти, пока она не перерезала весь наш командный состав.

Топор обухом угодил ей в затылок. Удар для ее легкого тела оказался силен — Йена, потеряв равновесие, остановила свой смертоносный разворот, просеменила к стене. Выхватывая меч из ножен, кинулся следом, еще не зная, как ее остановить, но понимая, что отдавать ей инициативу нельзя.

Йена не стала оборачиваться на мою атаку — вмяла тело в замшелые камни, ловко, по паучьи, поползла наверх все с той же невероятной скоростью. Миг-другой — и она на гребне стены, приседает, чтобы одним прыжком раствориться в дождливом сумраке.

Не растворилась — из-за моего плеча выскочила черная змея, обвилась вокруг хрупкой ножки, выглядывающей из-под грязного края длинного платья, выпрямилась, потянула Йену вниз. Не удержавшись, она рухнула назад, спиной на наши мечи и топоры.

Сталь встретила ее еще в полете, но даже жуткие раны не остановили стремительную тварь, в которую превратилась девушка. С земли закрутила рукой, стремясь подрезать наши ноги. Лезвие ножа с силой прошлось по голенищу сапога, но не сбило меня со смертельного ритма — раз за разом я колол извивающееся тело. Ни рубить, ни резать не мог — ее обступило сразу несколько воинов, занимавшихся тем же. Тесно здесь стало.

Секира прижала руку к земле, другой топор отсек ее у локтя — кровью из дергавшегося обрубка меня забрызгало с ног до головы. Плевать на возможную радиацию — главное, что нож перестал резать наши тела и доспехи. Вторая рука, а теперь еще хруст — и нога… обе ноги. Приседаю, хватаю свой топор. Рукоятка короткая — снизу даже в тесноте можно размахнуться. Бью раз за разом, пока голова не отделяется от тела.

Туловище все еще живет — его мерзко корежит, оно фонтанирует кровью. Но это уже агония — даже я понимаю, и отхожу от тела. Одуревшие от пережитого кошмара мужчины продолжают колоть, рубить, резать. Мясницкий угар прекращает зычный крик:

— А ну стоять!

Оборачиваюсь — у стены былинным богатырем замер епископ. Будто на голову выше стал — вид грозный, глаза сверкают. Из одной руки свисает черная змея длинного кнута (так вот кто тварь на землю вернул), в другой поблескивает длинный узкий кинжал.

Странно, но все послушались. Такому требовательно-властному голосу трудно сопротивляться.