— А иридиане?
— А чего иридиане?
— Сколько им времени понадобится на сборы?
Арисат, опустив глаза, покачал головой:
— Их бы лучше оставить.
— Не понял? Погибнут ведь все.
— Самим надо их порубать и пожечь потом — погани на забаву не оставить. Не соберутся они быстро, да и отягощать нас будут. Тут своих спасти нелегко, а с ними вообще…
— Поясни.
— Про бакайцев знаете уже — у нас куда ни плюнь, в справного мужика попадешь: и работать не дурак, и для войны сгодится. А иридиане… Нет, работать они могут — хорошо могут. Лучших работников не видал — поговаривают, что они ворожбой тайной себе в любом деле помогают, хотя и не верится в такие сказки. Да только не воины они. Пока мы стены и засеки делали, они избы справные рубили да жирок нагуливали. Городок их храмовый еще ладно — крепко поставлен, а вот деревни любая шайка с ходу взять может — забор смешной и отбиваться некому. Зато телег наделали столько, что на каждого мужика небось по две уже имеется. Бортями всю округу заполонили, солеварню у моря поставили, глину нашли хорошую, бондарят у них многие ловко. Горшки обжигают, мед бочками запасают, рыбу вялят. Сэр Флорис охоту разрешил свободную: лишь из пушнины каждая десятая шкура ему идет, с бивнями моржовыми и единорогов также, да копчености от каждого двора два раза в год нести надо. Иридиане в капканах и западнях мастера — говорят, мехов и кож на целую армию уже приготовили. Все ждут, дурачье, когда торговцы появятся в здешних краях. Вот все это добро и потащат на телегах. Их, наверное, дюжин сорок осталось, и толку в бою никакого не будет. Рогатины охотничьи да луки слабые в руках трусливых — вот и все. С ними быстро не пойти и не собраться.
— У них есть главный или главные?
— А как же — все как положено: при епископе. Опальный Конфидус — известный еретик и вероотступник. Он у них всем заправляет.
— Надо с ним поговорить — я приказывать вырезать полтысячи народу не собираюсь.
— А куда деваться? Не со зла же такое сказал; нельзя их здесь оставлять: погань…
— Если не дурак он, то найдет, как своих подстегнуть, чтобы быстрее шевелились.
— Может, и найдет… Говорить вы будете?
— А как лучше?
— Лучше вы — тяжко с ним разговаривать.
— Завтра поеду, сегодня, как понимаю, до заката вернуться не успею.
— Нет, не успеть. Как думаете, погань, что не порубили, осталась рядом или ушла восвояси?
— Думаю, ночью она нам спать не даст — беспокоить будет.
— Это почему?
— А чтобы мы побыстрее отсюда убрались. Давай не забывай готовить струги и плоты. Все должно выглядеть так, будто мы морем уйти собираемся.
Меч мне понравился — то, что надо. И длина устраивает, и баланс, и как в руке сидит. Слушается плохо, но это дело привычки. Клинок немного странный: толщина к концу чуть увеличивается, для утяжеления, и изгиб там хитрый — для усиления режущего удара. Дрова все равно не поколешь, но умеючи можно такую рану устроить, что в городке не хватит ниток зашить.
Вот только умею я мало чего — учиться и учиться надо. Полузабытый бокс здесь не поможет — надо привыкать к острому железу.
Или побродить по кустам в поисках рояля и наяривающего на нем мастера меча, который мгновенно и совершенно бесплатно…
Эх… в книжках все так просто… А я, помахав около часа, мозоль натер между указательным и большим пальцем и рану на лопатке разбередил — ныть начала…
Но работой кузнеца остался доволен: теперь этот меч — мое основное оружие. Завтра сапожник еще ножны под него переделает из длинных и можно будет отправляться к епископу-еретику при полном параде.
Тренировался я на заднем дворе «замка» — от посторонних глаз эту площадку скрывали конюшня, сараи и длинная стена избы. Нечего простолюдинам таращиться на дилетантские потуги «сэра стража». Единственным зрителем был попугай. Он быстро понял, что мои попытки «потанцевать» могут нанести серьезный ущерб его драгоценному здоровью: уселся на край крыши и, пользуясь неприступностью позиции, периодически высказывал оттуда разные гадости, в том числе и в мой адрес.
Здесь меня и нашла Йена:
— Господин страж, Арисат просил передать, что на погребение вам пора.
Зеленый, спорхнув с крыши, приземлился на плечо, шикнул, намекая этим, что коронное место занято и тренировку пора сворачивать, надо идти на похороны, где нам, возможно, нальют чего-нибудь покрепче молока.
Я зашел в избу, облачился в заранее приготовленную одежду — получше того рванья, что обычно здесь таскаю. Размеры у нас с Флорисом были несколько разные, но именно эти тряпки почти на меня оказались — может, со времен молодости сохранились или от сына остались. Не знаю, был ли у него раньше сын, но раз была жена, то все возможно.
Погребальный костер сложили на берегу. Будто слоеный пирог из бревен, жердей, хвороста — изрубленных тел, к счастью, не видно. Повсюду, чуть ли не на каждой веточке, краснеют тоненькие ленточки и пучки крашеного конского волоса. Для чего — непонятно: видимо, просто традиция, а не из практических соображений.
Между рекой и стеной городка собралось, наверное, все местное население. Попытался сосчитать — примерно восемьсот-девятьсот человек. Большая часть взрослые, детей очень мало — в основном младенцы на руках. Вероятно, родились уже здесь, а не на Бакае. Неудивительно — оттуда, наверное, немногие смогли спастись. Как я понял из отдельных намеков, эвакуация была жестокой — не исключено, что по здешнему обыкновению мелких просто сожгли, чтобы не попали в лапы погани.