Не верите? Представьте такую прекрасную картину: Тихий океан, прибой, крики чаек, полуденное солнце, золотой песок пляжа, огромный корабль под горой белоснежных парусов. На берегу красивейшей в мире бухты сидят несколько туземцев — грызут кокосы и поглядывают вдаль, не обращая внимания на приближающийся фрегат. Путешественников такая реакция не смущает — уже сталкивались. Они знают, что равнодушие аборигенов сменится бурной реакцией, как только на воду спустят шлюпку. Почему так? Да потому: большого корабля здесь никогда не видели и сама его концепция для местных непостижима. Они не верят, что подобное явление возможно, и мозг просто отказывается его воспринимать: глаза видят — разум игнорирует. А вот шлюпка — это просто лодка, привычная вещь, несмотря на странность конструкции, прекрасно вписывающаяся в их мирок, не противоречащая обыденному.
Это не сказка — так и было. Разница в развитии — это не просто ватерклозеты против каннибализма, разница — в человеке.
Вы, ребята, не замечаете «кораблей», а вот я замечаю. Надеюсь, что замечаю… Информация, мне нужна информация. И побольше — пока что я просто слепой щенок, не понимающий элементарных вещей. Это надо исправлять, быстро исправлять. Мне ведь здесь жить…
Флорис, похоже, тоже умел думать, на что намекнул его следующий вопрос:
— Вы сказали, что голым оказались на берегу… А откуда тогда одежда на вас?
— Когда начал обследовать остров, нашел еще одного человека. Молодого парня. Мертвого. Тоже следы ожогов и кровь на голове. Это его одежда.
Покачав головой, Флорис уточнил:
— Что это за остров такой интересный? Ничего там не замечали странного?
— Замечал. Нашел там бухточку, а возле нее следы старого костра. И знак на скале рядом интересный — крестик вот такой. — Я пальцем провел по столу.
Флорис напрягся, уставился мне в глаза:
— Сэр Дан, вам разве ничего этот знак не напомнил?
— Чем-то он меня беспокоил, но так и не понял чем… — неопределенно ответил я.
— Да уж… с памятью у вас совсем дело худо. Демы таким знаком отмечают свои рассадники.
— Демы?
— Вы и этого не помните?! Однако… Демы — дети могил. Проклятый орден отказников от жизни. Вечная наша заноза. Я в вас поначалу одного из них заподозрил — с них станется попугая приручить для стража-самозванца. Хотя не уверен, что такую мудрую птицу можно обмануть… Тот парень, что мертвый лежал, — как вы с ним поступили?
— Оттащил от пляжа и закопал среди кустарников.
— Эх…
— Что-то не так?
— Сэр страж, его следовало разрубить на куски, а лучше сжечь до костей. Уж вы-то должны понимать, для чего он там…
— До сих пор не понимаю — не забывайте: я почти полностью потерял память.
— Такое знание потерять грешно… Постойте! — Флорис стукнул кулаком по столу. — Волчьи выкидыши! Получается, они и вас замыслили обратить!
— Не понял?
— Тот парень, он… Эх, все забываю, что с памятью у вас нелады. Расскажу, как оно обычно бывает. Демы среди добычи выискивают особых пленников: с хорошим телом, без болезней и уродств, крепких, с головой светлой, духом ярких. Самых лучших выбирают, понимаете? Пытками и своей противоестественной ворожбой убивают душу — бедолага превращается в куклу без разума. Потом отвозят оболочку к рассаднику — вроде того острова. Оставляют на берегу или, поговаривают, иной раз в воду бросают: слишком приближаться даже им бывает страшно. Ночью выходит из пещер тамошняя погань разная и вытаскивает его, а потом — на черный алтарь. У такой добычи особая задача: из нее обращенного делают — сразу высшего, а может, и того хуже… Получается, вам тоже плохую участь готовили, да не получилось у них душу вытравить — только память и покалечили. Ох и трудно, наверное, будет это лечить — демы свое дело знают… верблюжьи плевки… Поняли, почему того парня сжечь следовало или на куски изрубить?
Если откровенно, я, понимая все эти частности, не мог понять цельной картины: что здесь вообще происходит? Но ответ давать надо — иначе даже благодушно настроенный Флорис начнет подозревать, что эти странные демы сделали из меня бесполезного дебила.
А еще меня очень порадовало, что носитель, который я занял, по-видимому, на тот момент был уже пустой оболочкой — после пыток и неких негуманных манипуляций в нем не осталось разума. Я, может, и бессовестный человек, но мысль о том, что забрал тело у хорошего парня, временами угнетала.
— Понимаю. Рубить мне нечем было, а огонь развести непросто. Да и не помнил… Я, если честно, совсем тогда потерянный был.
— Остров тот велик был?
— Да нет.
— И как же ночь пережили?
— А никак. Вечером на меня напал медведь — мне удалось его убить. Собрался жаркое на углях приготовить, а он вдруг поднялся и пошел на меня. Пришлось мне вплавь оттуда удирать…
Флорис расхохотался и зычно объявил:
— Сэр страж, попав в рассадник демов, голыми руками убил медведя, но не успел его зажарить до полуночи — тот вдруг восстал прямо на вертеле и был при этом очень недобродушен. Пришлось сэру стражу срочно плыть по морю к нам в гости, причем без корабля, да еще и в потемках.
От дружного хохота в окнах завибрировала пленка. Странно — мне почему-то ни разу не смешно было, особенно когда вспоминал, как смердело из окровавленной пасти. Очевидно, местный юмор имеет свою специфику, мне непонятную.
Или не верят?!
Но слова Флориса убедили, что в этом ошибаюсь.
— Не будь вы стражем, ни за что бы в такое не поверил, но про вас и не то слышать доводилось. Спасибо, повеселили от души. Хотелось бы самому это увидеть — после такого уж точно будет что вспомнить в старости, если вдруг доживу до нее. Вы его на уголья, а он, значит… Ой, не могу! — Флорис опять расхохотался.