Жаркое пламя, почти мгновенно взметнувшись на высоту трехэтажного дома, так же быстро и опало — лишь редкие чахлые пятна сплавляются вниз по течению вместе с горящими телами. И густо чадят нанизанные на колья твари. Месиво агонизирующих тел и вода, грязно-фиолетовая от мерзости, вытекающей из ран поганых.
Еще звенело оружие, еще дергались на копьях переправившиеся твари, но это конец — одним ударом епископ чуть ли не ополовинил ряды врагов, сильно снизив их боевой дух. Теперь выстоим — обязаны выстоять.
Эх! Жаль, этих бочонков не пятьсот штук — всех бы сожгли!
Опять стреляю, и в тот же миг слышу за спиной неожиданный звук — горнист на трубе заиграл. Оборачиваюсь — точно. На дороге показалась кавалькада всадников — десятка два рыцарей в темных доспехах, при роскошном знамени, с красочными гербами на щитах.
Покосился на крепость — над башней так и поднимается столб черного дыма. Не зря они сигналили — подошла подмога. Надеюсь, хоть эти не станут за стены прятаться — нам их мечи не помешают.
Оборачиваюсь, надрывая горло, ору, стараясь перекрыть шум битвы:
— Конфидус! Подмога! Рыцари подошли королевские!
Епископ и сам это уже видит. Замер столбом, смотрит на дорогу странно, не радуется. Под забралом не видно, но почему-то уверен: лицо у него сейчас не очень довольное.
Забрало поднимается, Конфидус поворачивается.
Лица на нем вообще нет — сгусток ужаса с обреченными глазами.
— Дан… это не подмога… Мальрок это… Барон Мальрок… С наследником своим опоганенным… Их герб… Все перерожденные… Как Йена…
Как вовремя они, а то мы уже почти отбились…
Йена с подрубленной шеей едва не расправилась с кучей опытных вооруженных мужчин. На ней не было доспехов, а из оружия использовала лишь нож несерьезный. Она дорого продала свое черное сердце — мы заплатили смертью, болью и страхом.
Этих было семнадцать.
Стальные черненые латы прикрывают тела до самых пяток, глухие шлемы, щиты, длинные копья с развевающимися вымпелами. Мечи и топоры тоже имеются — при полном параде идут. Не спешат, уверенно, с заметной ленцой — не сомневаются, что свое возьмут, вот и не суетятся. Отступать жертвам некуда: позади река, в которой беснуются обожженные злые твари, мечтающие о реванше.
Этим, наверное, даже солнечный свет не помеха — кожа прикрыта полностью. Так что не спасет нас полдень. Да и далеко еще до него…
А Йена вообще солнце игнорировала…
Незнание во благо, в отличие от епископа, я на что-то еще надеюсь. Ужас беспросветный на его лице меня не трогает, я почти спокоен. Трезво понимаю, что командование в такой ситуации перехватывать не стоит, нет у меня опыта в подобных боях. Значит, надо приводить в чувство нашего главного вояку.
— Конфидус, приказывайте. Они не торопятся, но скоро будут здесь — в спину ударят. Возьмите себя в руки, от вашего вида сейчас все запаникуют, а мелочь еще не успокоилась! Бой же продолжается! Задавят с двух сторон — не выстоим!
Встрепенувшись, епископ смотрит на меня уже вполне осмысленно:
— И то верно. Простите, Дан, что-то я расклеился на миг. Не ожидал их встретить. Хотя Мальрок ведь на этом берегу, только гораздо ниже. Видать, как получили о нас весть, так всю ночь скакали.
— Вот и хорошо — раз всю ночь скакали, значит, устали. И кони у них тоже утомлены. Что вы бакайцам говорили насчет уставших тварей? Вот и себе это повторите. Давайте, мелким хвосты прижгли, теперь за этих надо взяться. Семнадцать черных сердец — богатство огромное.
— Это вряд ли, даже у подобных перерожденных это редкость.
— Да? Получается, таких, как Йена, здесь нет — эти попроще. Или почти нет… Так что зря переживаете — справимся.
Дружинники, стоявшие сейчас без дела (твари больше через баррикаду не прорывались), все как один таращились на приближение перерожденных. Не знаю, каково у них было на душе, но епископ сразу взялся за воспитательную работу:
— Копья к бою! Сбить строй! И в сшибке строй держать! Кони у них вымотанные, так что зря они сюда пришли! Арисат! Давай своих в кучу! Веди их, как эти с крепостью поравняются! А я сейчас из пеших ватагу собью — будем добивать тех, кто из седла вылетит. Так что стаскивайте на землю — в таком железе они ножками не побегают. Зря вообще в доспехи влезли — вырядились, будто настоящие рыцари. А сами гнилье поганое…
Что бы ни случилось с этими людьми, что-то в них осталось не чужое. Я понимаю — доспехи, оружие и прочее, — но флаг-то нелюдям зачем? Бесполезен ведь. Или психологически давят, чтобы все видели, кто в гости пожаловал?
Буду надеяться, что слабость проявляют — о былом помнят.
Дружинники сбиваются в клин, ощетинившийся копьями. Когда-то их было больше тридцати, а сейчас лишь двадцать шесть в седле… да я сбоку почти бесполезным чучелом пристроился. Так что даже по коннице у нас есть преимущество, а если считать пехоту, то мы вообще круче вареных яиц.
Почему-то несильно себе верю — начинают нехорошие сомнения одолевать.
А… ну его…
Взвожу арбалет, заряжаю болт. Предпоследний: два осталось. Отбрасываю бесполезный колчан в сторону, последний болт прячу за голенище. Зря так много стрелял — бронебойки в таком деле могут пригодиться. Латы — вещь серьезная, но если за несколько шагов бить — прошьет. Мое оружие, несмотря на компактность, по мощности превосходит местные луки.
Кроме арбалета, мне, по сути, противопоставить врагу больше нечего. Меч не пробьет доспехов и отрезать тоже ничего не сможет. Топор на короткой рукояти тоже не аргумент. Разве что завалить на спину и нож в забрало забить.